Пись­мо четыр­на­дца­тое
ГИПЕРМНЕСТРА — ЛИНКЕЮ

Бра­ту, кото­рый один уце­лел из недав­но столь мно­гих,
Пав­ших от жен­ской руки, шлет Гиперм­не­стра пись­мо.
Дер­жат меня вза­пер­ти, ско­ва­ли цепью тяже­лой:
За бла­го­че­стье мое так нака­за­ли меня.
5
В гор­ло тебе желе­зо вса­дить рука побо­я­лась —
Вот и каз­нят; а убей мужа я — ста­ли б хва­лить.
Луч­ше уж казнь, чем волю отца такую испол­нить!
В том, что от кро­ви чисты руки, не каюсь ничуть.
Пусть он пла­ме­нем жжет ту, чье пла­мя чистым оста­лось,
10
Пусть в лицо мне метнет факел, что свадь­бе све­тил,
Или заре­жет мечом, что вру­чен не для доб­ро­го дела, —
Смерть, от кото­рой ушел муж, не мину­ет жену!
Но не добить­ся ему, чтоб ска­за­ла я, уми­рая:
«Каюсь», — каять­ся в чем? Не в бла­го­че­стье ль моем?
15
Кает­ся пусть в пре­ступ­ле­нье Данай и жесто­кие сест­ры, —
За зло­де­я­ньем все­гда ходит рас­ка­я­нье вслед.

Серд­це тре­пе­щет, едва я ту ночь кро­ва­вую вспом­ню,
И от вне­зап­ной опять дро­жи неме­ет рука.
О несвер­шен­ном писать она робе­ет убий­стве,
20
Хоть и счи­та­ли ее мужа спо­соб­ной убить.
Но попы­та­юсь. Едва оде­ли сумер­ки зем­лю,
В час меж­ду све­том и тьмой, в час меж­ду ночью и днем
Нас, Ина­хид, пове­ли во дво­рец высо­кий Пелас­га,
При­нял неве­сток сво­их воору­жен­ных Египт,
25
Всюду све­тиль­ни горят, око­ва­ны золо­том ярким,
Жгут, про­тив воли огня, ладан во всех оча­гах.
Кли­чет народ: «Гимен, Гиме­ней!» — но бог уле­та­ет,
Даже Юно­на и та город поки­ну­ла свой.
Вот под кри­ки дру­зей, от вина нетвер­дой поход­кой,
30
Каж­дый све­жим вен­ком влаж­ные куд­ри обвив,
Весе­ло к ложу спе­шат жени­хи — но к смерт­но­му ложу,
Мнут покры­ва­ла они — свой погре­баль­ный покров,
Отя­желев от вина и еды, усту­па­ют дре­мо­те, —
Весь, ниче­го не боясь, Аргос высо­кий уснул.
35
Вдруг почуди­лось мне: уми­раю­щих слы­шат­ся сто­ны…
Слы­ша­лись въяве они; то, что стра­ши­ло, сбы­лось.
Кровь отли­ла, и холод ско­вал мне тело и душу,
И ото­греть не мог­ло новое ложе меня.
Слов­но коло­сья, когда Зефир их лег­кий колы­шет,
40
Иль на холод­ном вет­ру строй­ных лист­ва топо­лей,
Так, или даже силь­ней, я дро­жа­ла. А ты был недви­жен,
Было снотвор­ным вино, что под­нес­ла я тебе.
Страх из серд­ца меж тем про­гна­ло отца при­ка­за­нье:
С ложа встаю и кли­нок сла­бой хва­таю рукой.
45
Нет, тебе я не лгу: я три­жды меч зано­си­ла,
И с зане­сен­ным мечом пада­ла три­жды рука.
К гор­лу я тво­е­му — всю прав­ду поз­воль мне поведать, —
К гор­лу я под­нес­ла дан­ный Дана­ем кли­нок.
Но бла­го­че­стье и страх запре­ти­ли при­каз нече­сти­вый
50
Выпол­нить: в чистых руках дерз­кий не дер­жит­ся меч.
Ста­ла я воло­сы рвать, порва­ла пур­пур­ное пла­тье,
Ста­ла такие твер­дить голо­сом тихим сло­ва:
«Твой, Гиперм­не­стра, отец суров; при­ка­за­нье испол­ни,
Пусть и этот идет бра­тьям уби­тым вослед.
55
Дева и жен­щи­на я; и при­ро­да, и воз­раст мой крот­ки, —
Неж­ным него­же рукам тро­гать жесто­кую сталь.
Нет, пока он не встал, сестер после­дуй при­ме­ру, —
Храб­рые, вер­но, уже всех истре­би­ли мужей.
Если эта рука убить кого-нибудь может,
60
Толь­ко кро­вью моей пусть обаг­рит­ся она!
Надо ль каз­нить их за то, что Даная пре­стол захва­ти­ли?
Отдал его бы и так он чуже­зем­ным зятьям!
Каз­ни пус­кай заслу­жи­ли они — но чем про­ви­ни­лись
Мы? Поче­му не могу я неза­пят­нан­ной быть?
65
Жен­щине меч для чего? Для чего мне нуж­но ору­жье?
Шерсть и кор­зин­ка моим боль­ше при­ста­ли рукам!»

Так я шеп­та­ла; меж тем поли­лись за сло­ва­ми и сле­зы,
Пря­мо на тело твое пада­ли кап­ли из глаз.
Ты, чтоб меня обнять, протя­нул полу­сон­ные руки
70
И о меча ост­рие их не пора­нил едва.
Я нача­ла уж боять­ся отца, и слуг, и рас­све­та;
Заго­во­ри­ла — и вмиг сон с тво­их глаз про­гна­ла:
«Быст­ро вста­вай, Белид, один из недав­но столь мно­гих,
Или же ночь для тебя веч­ною станет. Беги!»
75
В стра­хе вско­чил ты; тебя оста­ви­ла сон­ная вялость,
Смот­ришь, как в роб­кой руке меч смер­то­нос­ный дро­жит.
Хочешь меня ты спро­сить… «Беги, пока ночь не мину­ла!» —
Я гово­рю, и во тьму мчишь­ся ты; я оста­юсь.
Утро наста­ло; Данай зятьев уби­тых счи­та­ет;
80
Страш­ный не схо­дит­ся счет: недо­ста­ет одно­го.
Как он сер­дил­ся, изъ­ян средь уби­той род­ни обна­ру­жив!
Мало каза­лось ему кро­ви, что про­ли­ли мы.
Вмиг от отцов­ских колен отры­ва­ют меня и в тем­ни­цу
Тащат за воло­сы: так награж­де­на я за все!
85
Вид­но, с тех пор, как жена ста­ла тел­кой, а тел­ка — боги­ней,
Ярост­ный гнев на нас в серд­це Юно­ны не гас.
Не ото­мсти­ла ль она, когда девуш­ка вдруг замы­ча­ла,
И Гро­мо­верж­ца при­влечь преж­ней кра­сой не мог­ла?
Новая тел­ка взо­шла на песок над роди­тель­ским током,
90
Виде­ла в отчей воде чьи-то чужие рога,
Вме­сто жалоб­ных слов из уст выле­та­ло мыча­нье,
Стра­шен был соб­ст­вен­ный вид, стра­шен был соб­ст­вен­ный крик.
Есть ли в отча­я­нье прок? Для чего ты в воду глядишь­ся,
Ноги счи­та­ешь зачем, новым копы­там дивясь?
95
Ты, вну­шав­шая страх рев­ни­вый сест­ре Гро­мо­верж­ца,
Голод теперь уто­лять будешь лист­вой и тра­вой,
Будешь пить из ручьев и глядеть на себя в изум­ле­нье,
Будешь боять­ся, что рог соб­ст­вен­ный ранит тебя.
Ты, чьи богат­ства досель Юпи­те­ра были достой­ны,
100
Будешь отныне лежать голой на голой зем­ле.
Мно­го род­ст­вен­ных рек, и морей, и земель про­бе­жишь ты,
Путь откро­ют тебе реки, зем­ля и моря.
Но для чего ты, Ио, бежишь за дале­кие воды?
Не убе­жать от себя: новый твой облик с тобой.
105
Мчишь­ся куда, Ина­хида? Ведь ты сама за собою
Гонишь­ся, ты и бег­лец, и неот­ступ­ный ловец.
Тел­ке безум­ной вернет обли­чье воз­люб­лен­ной бога
Нил, через семь рука­вов воды несу­щий в моря.

Что вспо­ми­нать о делах, совер­шен­ных седой ста­ри­ною?
110
В юные годы мои есть что опла­ки­вать мне!
С бра­том ведет отец мой вой­ну; лишен­ные цар­ства,
Изгна­ны мы; нас укрыл город у края зем­ли.
Брат жесто­кий отца завла­дел жез­лом и пре­сто­лом,
С немощ­ным стар­цем тол­пой немощ­ной стран­ст­ву­ем мы.
115
Жив остал­ся один из цело­го пле­ме­ни бра­тьев;
Мне — по уби­тым теперь и по убий­цам рыдать.
Столь­ко ж сестер у меня погиб­ло, сколь­ко и бра­тьев,
Пусть и тех и дру­гих сле­зы мои оро­сят.
Я за то, что ты жив, ожи­даю мучи­тель­ной каз­ни;
120
Чем же вину нака­зать, если за подвиг каз­нят?
Сотая преж­де в тол­пе сестер и бра­тьев, — неужто,
После того как один брат уце­лел, я умру?
Если тебе еще есть до сест­ры неза­пят­нан­ной дело,
Если досто­ин, Лин­кей, дара ты был мое­го,
125
Или на помощь при­ди, иль убей и лишен­ное жиз­ни
Тело тай­ком поло­жи на погре­баль­ный костер.
Кости мои собе­ри и, сле­за­ми омыв, схо­ро­ни их,
И над моги­лой моей крат­кую над­пись поставь:
«Здесь Гиперм­не­стра лежит; за свое бла­го­че­стье в награ­ду
130
Смерть, от кото­рой спас­ла бра­та, она при­ня­ла».
Хочет­ся даль­ше писать, но рука цепе­не­ет в око­вах,
И отни­ма­ет мои силы послед­ние страх.

 

 

————————————————————————-